Сильный духом Александр Васильевич Суворов родился (13) 24 ноября 1729 года (по другим сведениям – 1730) в Москве, в семье дворянина. Его отец был генералом русской армии, строго следившим за воспитанием и обучением сына, который учился хорошо, владел семью языками.
В 1742 году Александра, по обычаю того времени, записали в лейб-гвардии Семеновский полк рядовым. Действительную службу он начал в семнадцать лет капралом. С этого момента вся жизнь Суворова была подчинена военной службе.
«Знаешь ли ты, — спросил он вдруг вошедшего к нему генерала Милорадовича, — трех сестер?» «Знаю», — был ответ. «Так, — подхватил Суворов, — ты русский; ты знаешь трех сестер: Веру, Надежду и Любовь. С ними слава и победа, с ними Бог!»
* * *
Бог наш генерал. Он нас водит, от Него и победа.
* * *
Я не люблю соперничества, демонстраций, контр-маршей. Вместо этих ребячеств – глазомер, быстрота, натиск – вот мои руководители.
* * *
Честь моя мне всего дороже. Покровитель ей Бог.
* * *
Ученье свет, а неученье – тьма. Дело мастера боится, и коль крестьянин не умеет сохою владеть – хлеб не родится.
* * *
Хотя храбрость, бодрость и мужество всюду и при всех случаях потребны, токмо тщетны они, ежели не будут истекать из искусства.
* * *
Бей врага, не щадя ни его, ни себя самого, побеждает тот, кто меньше себя жалеет.
* * *
Жалок тот полководец, который по газетам ведет войну. Есть и другие вещи, которые знать ему надобно.
* * *
С юных лет приучайся прощать проступки ближнего и никогда не прощай своих собственных.
* * *
Научись повиноваться, прежде чем повелевать другими.
* * *
Стреляй редко, да метко. Штыком коли крепко. Пуля дура, штык молодец.
* * *
Праздность есть мать скуки и многих пороков.
* * *
Кто храбр – тот жив. Кто смел – тот цел.
* * *
Не бойся смерти, тогда наверное победишь. Двум смертям не бывать, а одной не миновать.
* * *
Там, где пройдет олень, там пройдет и русский солдат. Там, где не пройдет олень, всё равно пройдет русский солдат.
* * *
Один доктор советовал князю съездить на теплые воды. «Помилуй Бог! Что тебе вздумалось? Туда посылай здоровых богачей, прихрамывающих игроков, интригантов и всякую сволочь. Там пусть они купаются в грязи, — а я истинно болен. Мне нужна молитва, в деревне: изба, баня, кашица и квас».
* * *
При получении фельдмаршальского жезла, Суворов велел отнести его в церковь для освящения, а сам, в одной куртке расставил девять стульев и стал перепрыгивать через них, приговаривая: "А таки перескочил".- "А таки перескочил!".-"Салтыков позади«.-«Долгорукий позади!»-и так всех девять старейших его генералов (двух Салтыковых, Долгорукого, Эльмпта, Прозоровского, Мусина-Пушкина, Каменского и Каховского), а когда перепрыгнул чрез последний стул, перекрестился и произнес:
— Помилуй Бог матушку-царицу! Милостива ко мне старику!
Затем облекся в фельдмаршальскую форму и пошел в церковь.
Разговаривая о музыке, один генерал делал свои замечания, что надлежало бы уменьшить число музыкантов и умножить ими ряды. «Нет, — отвечал князь, — музыка нужна и полезна, и надобно, чтобы она была самая громкая. Она веселит сердце воина; равняет его шаг; по ней мы танцуем и на самом сражении. Старик с большею бодростию бросается на смерть; молокосос, отирая со рта молоко маменьки, бежит за ним. Музыка удвоивает, утроивает армию. С Крестом в руке священника, с распущенными знаменами и с громогласною музыкою взял я Измаил!»
У фельдмаршала случилось много знатных эмигрантов, которые взапуски говорили о своих пожертвованиях в пользу несчастного короля. Он прослезился при воспоминании о добродетельном государе, падшем от злодейской руки своих подданных, и сказал: «Жаль, что во Франции не было дворянства. Этот шит Престола защитил в стрелецкий бунт нашего Помазанника Божия». И все вдруг умолкли.
Когда князю предлагали взять к себе в главную квартиру другого священника, проповедника гораздо ученейшего, то он не согласился на сие, сказав: «Нет! Пусть остается при мне старый. Иной проповедует с горячим языком, но с холодным сердцем».
Князь Г.А. Потемкин беспрестанно назывался к Александру Васильевичу на обед. Граф всячески отыгрывался; но наконец вынужден был пригласить его с многочисленною свитою. Тотчас призывает к себе искуснейшего при князе метрдотеля, Матоне, поручает ему изготовить великолепнейший стол и не щадить денег; а для себя велел своему повару, Мишке, приготовить два постных блюда. Стол был самый роскошный и удивил даже самого Потемкина. Река виноградных слез, как Суворов в одном письме своем пиитически отзывался, несла на себе пряности обеих Индий. Но он, кроме своих двух блюд, под предлогом нездоровья и поста, ни до чего не касался. На другой день, когда метрдотель принес ему счет, простиравшийся за тысячу рублей, то он, надписав на оном: Я ничего не ел, отправил к князю, который тотчас заплатил и сказал: «Дорого стоит мне Суворов!»
Читали книгу, в которой сказано, что один персидский шах, человек, впрочем, кроткого нрава, велел повесить двух газетчиков за то, что они поместили в своих листках две лжи: «Как! — вскрикнул Суворов. — Только за две лжи? Что если бы такой шах явился у нас, исчезли бы все господа европейские журналисты! Не сносить бы головы своей и Дюмасу».
Когда государь император Павел I благоволил надеть на графа большой крест Св. Иоанна Иерусалимского, то Суворов сказал: "Господи! Спаси Царя!" На это Государь возразил: "Тебе спасать Царей". - "С тобой, Государь, возможно", - произнес Суворов.
Суворов терпеть не мог такие бумаги, в которых беспрестанно встречались ненавистные ему слова "предполагается", "может быть", "кажется" и пр. Однажды, получив такую бумагу, Суворов не мог дождаться, чтоб секретарь кончил чтение ее, вырвал ее и, бросив, сказал: "Знаешь ли, что это значит? Это школьники с учителем своим делают и повторяют опыты над гальванизмом. Все им "кажется", все они "предполагают", все для них "может быть". А гальванизма не знают и никогда не узнают. Нет, я не намерен такими гипотезами жертвовать жизнью храброй армии!" Затем, выбежав в другую комнату, он велел одному офицеру прочитать десять заповедей, который и исполнил это, не запинаясь. "Видишь ли, - сказал Суворов, обратясь к секретарю, - как премудры, кратки, ясны небесные Божия веления!"
Однажды Суворов, разговаривая о самом себе, спросил всех, у него бывших: "Хотите ли меня знать? Я вам себя раскрою - меня хвалили цари, любили солдаты, друзья мне удивлялись, ненавистники меня поносили, при дворе надо мною смеялись. Я бывал при дворе, но не придворным, а Эзопом, Лафонтеном: шутками и звериным языком говорил правду, подобно шуту Балакиреву, который был при Петре Великом и благодетельствовал России, кривлялся я и корчился. Я пел петухом, пробуждал сонливых, угомонял буйных врагов отечества. Если бы я был Цезарь, то старался бы иметь всю благородную гордость его души, но всегда чуждался бы его пороков!"
